Глава 10
Доминик проснулась среди развалин на окраине города.
Ещё раз взвесив всё, что случилось, она поняла, что теперь точно попала в передрягу: идти было некуда; вызволять Пьера – невозможно, да и бессмысленно – она была уверена, что со временем, когда увидят, что из-за него возвращаться она не собирается, его и так отпустят на все четыре стороны! Но Аженти, который остался в дворцовой конюшне, вызывал в ней особую боль… – он был другом, который никогда её не предавал, и сам о себе он позаботиться не мог. Его обязательно нужно было вернуть, но как это сделать, не привлекая внимания, она не знала. А если бы и знала, у неё всё равно не было разрешения на выезд!..
Она потрясла в руках мешочек с монетами. Когда-то казалось, что их много, этих денег, ведь в опустевший кошель можно было сразу положить что-то ещё. А теперь это было всё, что у неё осталось, и достать другой суммы, не появляясь во дворце или хотя бы в султанской конюшне, где лежали седельные сумки, она тоже не могла.
Доминик посидела ещё немного, собираясь с мыслями и понимая, что скоро придётся куда-нибудь идти. Но уходить отсюда не хотелось. Здесь было спокойно – каменные рваные куски от когда-то обжитого дома не вызывали у неё ужаса как символ того, что всё когда-нибудь приходит в негодность. Наоборот, они странным образом напоминали ей о жизни, а не о разрушении; о том, что сами эти развалины видели людей и до сих пор хранят память о них и их прикосновения. Это обнадёживало её саму: это знание, что от каждого на этой земле всё равно остаётся какая-нибудь частичка и этого никому не изменить. Нет такой силы, которая заставила бы землю забыть о каком-либо существе, которое жило на ней, ведь каждое оставляет свой след, как бы мало само оно ни было.
Она поднялась. Дорога снова вела в город, но под чадрой погони можно было не опасаться. А вскоре к ней пришёл и ответ на вопрос, как поступить, – навстречу шагал широкоплечий парень в замызганных штанах и давно не новой рубашке.
– Ух, какой ты! – воскликнула она. – А не отдашь ли мне свою одежду, приятель?
– Что ты лепечешь?! – гаркнул он.
– Ой, такому бравому молодцу нужно достойное облачение!
– Да? – он польщённо подтянулся.
– А вот у меня брат – ну бестолковый! Вот пойдёт скоро в ученики. Может, продашь куртку и штаны? Денег дам – купишь другие, достойные тебя…
Вскоре в её руках оказались старые мужские обноски, и Доминик вернулась на обжитое место у развалин.
Там она измучилась, переодеваясь: широкие штаны затянула у пояса, а растянутую и в нескольких местах протёртую до дыр рубашку пришлось обернуть, как бинтом, чтобы стянуть грудь. Сверху она прикрылась не в размер большой курткой, и, на всякий случай короче подрезав кинжалом волосы, намотала на голову потрёпанную чалму. Снятый мужской костюм она свернула в кулёк и, убедившись, что в таком виде вполне смахивает на молодого проныру-подмастерье, отправилась на базар.
Чадра стала для неё лишней – в руках юноши она вызывала бы много вопросов, и Доминик хотела быстрее от неё избавиться. Но сейчас ей пригодились бы любые деньги, и она зашла в лавку, где недавно, будучи госпожой, выкупила весь товар. Она надеялась, что торговец захочет приобрести что-нибудь недорогое, и не ошиблась: он ещё не получил новый товар, который шёл с караваном из Бахрейна, и торговать ему было почти нечем. Без интереса рассмотрел он предложенную чадру – она была обычной, безо всяких изысков… Но как только он услышал её цену, то не стал даже думать и тут же отсчитал несколько монет – это была практически новая чадра почти даром.
Юноша покинул лавку, а торговец, подняв руки к небу, возблагодарил судьбу за удачную полосу в жизни! Сначала у него скупили весь товар и о нём самом на всём базаре заговорили как об очень уважаемом торговце, а теперь небо дарило ему уже для новой продажи товар, за который можно было получить в несколько раз больше денег!..
Доминик же, не подозревая, сколько радости она доставила ему всего одной вещью, шагала дальше, внимательно осматриваясь по сторонам. Пройдя длинные ряды с едой и специями, травами и лампами, тканями и коврами, она остановилась у рядов с глиняными тарелками, деревянными подставками и плетёными корзинами, оглядываясь в поисках дела, которое оказалось бы ей под силу.
Рассматривая кувшины, юнец привлёк внимание горшечника.
– Эй, любопытный нос! Чего уставился? Или покупай горшок, или проваливай! А то ко мне из-за твоего ободранного вида достойные люди подходить боятся! – захрипел старик: день был уже в разгаре, а у него спозаранку не заладилась торговля.
– Я ничего… Просто у вас вот тут трещинка пошла… – ляпнул тот, вызвав у мастера новую волну негодования, так что он завопил:
– Пошёл, пошёл отсюда, хулиган!
– Да я только помочь хотел! – попытался тот оправдаться. – Глина, наверное, суховата была – песка много…
– Он меня ещё учить будет! Ступай отсюда, пока я этот горшок тебе на голову не одел!
– Простите! Я работу искал, а у вас тут кувшины, красивые такие, – расстроившись, объяснил он. – Вам ученик не нужен?
– Пошёл отсюда, хулиган! – продолжал стучать по столу старик.
Но когда сорванец околачивался у плетеных корзин, гончар передумал и позвал его.
– Так ты что это, подмастерьем хочешь быть?.. – оценивающе уставился он на него. – Как тебя зовут, откуда ты?
– Джохар, из Басры, – осторожно ответил тот, боясь, что сварливый старик опять начнёт кричать.
– Говор у тебя странный, – подозрительно прищурился мастер.
– Денег не было на обучение, вот и лепечу, как получается…
– А почему покинул родной город?
– О, господин… – понизив голос, будто доверяя тайну, уважительно начал рассказ Джохар.
– Господин Саид, – довольно вставил гончар.
– Господин Саид, я сбежал… из дома. Я обещал себе обучиться делу и стать мастером! Разбогатев, я вернусь к своей семье… – сердце стучало сильно, и Доминик удивлялась, почему это замечает только она. В голове горела одна мысль: «Поверит? Поверит?!».
– Что ж… Пожалуй, я могу тебя научить, лучшего гончара тебе здесь не найти… Но у меня есть ряд условий.
Джохар смиренно склонил голову, с тревогой ожидая продолжения.
– Значит так: жить будешь в пристройке, а не в моём доме. Дочь у меня есть молодая – глаза не смей на неё подымать: нам нищеты такой не нужно! Ну, и по хозяйству помогать будешь, когда понадобится, – гордо закончил гончар, с каждой минутой ощущая свою важность: ученик появился!
– Хорошо, господин! А оплату?.. – заикнулся Джохар, чтобы старик не сомневался, что перед ним нахальный юнец.
– Какая оплата, какая оплата?! – захрипел тот. – Это я тебя ещё облагодетельствовал – ведь ты будешь жить в моём доме и есть мою еду, а я с тебя за это денег не беру!
– Конечно, господин! Простите, я слишком глуп! – воскликнул пристыженный Джохар, скрывая улыбку в неуклюжем поклоне.
– Тогда отведу тебя домой – нечего целый день от работы отлынивать! Мне же придётся вернуться на базар. А тебе доверить продажу моих прекрасных кувшинов я не могу, – мастер, покачав головой, ещё раз оглядел бедную одежду ученика.
Оставив Джохара в маленьком заляпанном дворе, он наказал до вечера месить глину и предупредил дочь Фарину, чтобы была осторожна, потому что теперь рядом с ними будет жить подмастерье.
– Мой ученик! – гордо добавил Саид.
– Но отец! Как же мы его прокормим? Он вон какой – худой и наверняка прожорливый! – прошептала Фарина, бросив любопытный взгляд в сторону двора.
– Ничего! Если окажется неспособным – выгоню!
Старик ушёл обратно на базар, а Джохар усердно принялся за работу – нужно было, чтобы мастер остался доволен его стараниями, потому что другой крыши над головой у него теперь не было.
В это время во дворце Заир аль-Хикмет то и дело ждал новостей от мамлюков, которые должны были ещё раз осмотреть окрестности в районе дома Сарики. Избитый Пьер уже очнулся, но не произнёс ни слова, когда визири попытались узнать у него, где ещё могла бы быть Доминик. Приходилось надеяться, что, поплутав по городу, она вернётся к знакомому дому.
В нетерпении Заир спустился к воротам дворца.
– Ну как? – спросил он у стражников на посту. – Никто не приходил, записок не передавал, нет?..
– Нет, и чужих не было! – бойко гаркнули они в ответ, уже дословно заучив его вопросы.
Тот зашёл в конюшню и спросил конюхов, не приходил ли кто-нибудь посмотреть на коней. «Может, она подкупила кого-то из слуг…», – думал он, но ответ его вновь разочаровал.
– Следить за ним в оба! – строго указал он на Аженти. – Когда госпожа придёт его навестить, не сносить головы тому, кто оплошает!
«А если не придёт, то оплошаю я…», – снова насупился он, вспомнив недавний разговор с владыкой:
– Точно ли она за ним вернётся? – спросил Юсуф, сосредоточенно скрестив пальцы и пронзительно глядя на советника.
– Она дорожит им, ведь это подарок давнего друга…
Султану такой ответ не особо понравился, но Заир славился не только мудростью, но и честностью, и ценился владыкой весьма высоко, потому слова его были услышаны. Правда, в этот раз даже сам визирь не был уверен – вдруг Доминик не станет рисковать и действительно покинет город, оставив здесь столь любимого ею коня?.. Но о своих сомнениях он предпочёл умолчать.
Сама же она всё это время как раз пыталась придумать, как вернуть Аженти. Она знала, что именно было ей нужно – где-нибудь достать или купить пропуск на выезд из города, забрать коня из султанской конюшни и, наконец, уехать, напоследок отправив кого-нибудь во дворец с запиской, что она уже покинула Уршалим ал-Кудс. Тогда не будет смысла держать у себя Пьера, если он всё ещё во дворце, и его отпустят… Но не знала она одного – как всё это сделать!
Она размышляла, не находя ответов, и дни её шли весьма однообразно. Джохар почти не разговаривал, занимаясь только глиной; старик Саид, показав, как нужно лепить его горшки, большую часть времени теперь проводил на базаре, продавая изделия; Фарина к обеду готовила еду, а вечером в семье гончара только пили воду под нескончаемые рассказы о том, как прошёл его день. И ответ, как нужно поступить или к кому обратиться, чтобы вырваться из созданных ею же условий, к Доминик пока не приходил.
Ученику Саид аль-Беруни в основном рассказывал о том, что глину нужно любить, тогда она станет мягкой и податливой, чтобы в руках умельца превратиться в искусный кувшин или тарелку. Частенько он журил Джохара за непослушание, но на деле был им весьма доволен: послушный ученик из него не получался, зато работником тот оказался отменным! – даже только что сделанные, необожжённые изделия выглядели весьма прилично, и гончар уже жадно прикидывал, сколько за них можно будет выручить.
В минуты отдыха, – а отдыхал он теперь часто, – он облокачивался на старую софу и закуривал кальян, и с удовольствием рассказывал всё, что слышал на базаре, и историй было так много, что Фарина только открывала рот да качала головой.
Доминик сначала тоже внимала с замиранием сердца – по городу летали слухи, что султан кого-то ищет. Весь базар несколько дней жужжал, как разворошённый улей, но мамлюки за ней всё не приходили, и она успокоилась. И больше старалась не вслушиваться в нескончаемый поток этих историй.
Саид аль-Беруни уже не торопился возвращаться домой – торговля в последние дни шла неплохо, и, даже продав весь товар, он оставался поговорить с соседями-торговцами. Он быстро привык к тому, что у него есть помощник Джохар. И оттого не сразу поверил, когда узнал о своём ученике нечто странное…
– Отец, я должна вам кое-что сказать! – Фарина забежала в комнату, где старый гончар отдыхал, держа в зубах трубку от кальяна.
– Присядь и не торопись, дочь моя: не стоит бередить время, чтобы оно бежало, как поток воды! Говори медленней, и тогда, возможно, дни твои будут счастливей и дольше. А ещё лучше – помолчи. Или воздай молитвы благодарности за этот благословенный день, принёсший нам целых двадцать монет, чего не было с тех самых пор, как я покинул моего учителя, великого Пэпэка ибн Сохреба, очень верно сказавшего: «Делай свою работу так хорошо, чтобы люди остались довольны и благодарны тебе, и тогда ты не будешь обделён богатством!», – медленно произнёс старик.
– Да, отец мой! – выдохнула Фарина и замолчала. Но через пару минут вновь не выдержала. – Дело в том, что твой ученик – никакой не ученик!
– Да? – удивлённо приподнялся Саид и тут же спокойно опустился обратно. – Это всё глупости, девочка: Джохар, конечно, не лучший гончар, но, хвала небесам, я сумею научить его небольшим хитростям, которым великий Пэпэк…
– Нет же! Я последила за ним…
– Что?!
– Простите, мне было так любопытно, я такая глупая!.. Я не удержалась и понаблюдала за ним. То есть, за ней!
– Что это значит? – возмутился тот.
– Ох, отец! Ведь Джохар – это не Джохар, а какая-то женщина! – всплеснула руками Фарина.
– Невероятно, дочь моя! Ты утверждаешь?..
– Да, отец!
– А не ошибаешься ли? – пристально посмотрел ей в глаза Саид, ища признаки безумия.
– Нет, поверьте мне: он ведёт себя как девушка! Утром даже разговаривал с птицей, что сидела на кусте в саду. Я спряталась у окна и слышала, как она произнесла: «Вот бы и у меня были крылья, чтобы смогла улететь, куда хочу!».
– Это сказала птица? – продолжал он всматриваться в лицо дочери.
– Да что же вы, отец! – всплеснула та руками. – Конечно, девушка, Джохар ваш!
– Хватит, неразумная! Иди и успокой свой рассудок! – раздражённо воскликнул Саид аль-Беруни, прогоняя её из комнаты.
Но его собственный покой был нарушен, и вскоре он отбросил кальян и отправился в небольшую пристройку к дому, в которой позволил жить Джохару.
«Сейчас же уговорю его жениться на этой глупой! Мальчишка хоть и не великий гончар, но задатки есть! Лучшей партии для неё и не сыскать – видимо, не зря мне его послали небеса!», – твёрдо решил он. Но для начала он осторожно заглянул в небольшое окошко, чтобы удостовериться в безумии дочери.
Увиденное его потрясло: на разлохмаченной подстилке действительно полулежала девушка, обмахиваясь веером из трав. Она расстегнула куртку, не опасаясь ничьих глаз: Фарина в вечернее время не выходила из своей части дома, старик-гончар упивался тишиной; соседям к ним зайти было не зачем, а гости их и вовсе не посещали.
Саид аль-Беруни бесшумно отошёл от пристройки и задумчиво вернулся к кальяну.
Спозаранку Джохар месил глину. Потом его позвали к столу – утром скромная Фарина выдавала ему пару чёрствых лепёшек, если они оставались с прошлого дня. Но в этот раз её взгляд, то и дело возвращавшийся к нему, был таким любопытным, что подмастерье не выдержал и встал из-за стола.
– Доем во дворе. Заодно посмотрю, сколько ещё глины нужно намесить.
– Ступай, Джохар, тем более, что сегодня такой день!.. – кивнул ему Саид.
– Какой день, господин?
– Нас навестит добрейший Ризван ибн Маариф. Надо будет подарить ему несколько моих новых кувшинов!
Фарина, открыв рот, изумлённо присела. Джохар же, услышав незнакомое имя, спокойно вышел.
Вернулся он в дом ближе к вечеру, когда цельное солнце только начало клониться к горизонту и Фарина позвала его к столу. Обещанные гости были уже здесь, и среди них он с удивлением заметил знакомое лицо – старика Джазила, который когда-то продал чужеземцам юношу. Впрочем, сам Джазил никогда не видел лица Доминик, а если бы и видел, то всё равно не узнал бы чужеземного воина в этом вымазанном в глине юнце, потому подмастерье на этот счёт не особенно волновался.
Беседа началась, когда никто ещё не вкусил блюд, приготовленных Фариной и состоящих из чечевичной похлёбки с лепёшками и тарелки с финиками и айвой. Такое разнообразие еды появлялось в бедной семье гончара редко, но причина столь праздничной трапезы оставалась для Доминик загадкой до тех пор, пока слово не взял имам Ризван.
– А что, дорогой Саид ибн Меджид аль-Беруни, и в вашем доме блеснул луч солнца? Будем праздновать и твою свадьбу? – не стал он ходить вокруг да около, откусывая жестковатую лепёшку и торопясь окончить дело, чтобы быстрее покинуть бедный дом.
– О, уважаемый Ризван, ты говоришь великолепно, как всегда! Да, здесь сидит женщина, которую я хочу назвать своей женой – дом мой пуст: только я и дочь живём в нём, а с новой хозяйкой он обретёт былой свет и уют.
– Где же она, твоя будущая жена?
– Вот, сидит рядом! – Саид указал на подмастерье.
Гости молча посмотрели на хозяина, который, вероятно, был болен, а Доминик похолодела, не понимая, что происходит.
– Дорогой Саид, брат мой! – покачал головой Джазил. – Разве не все мы видим, что этот юноша не может быть ничьей невестой? Скажи, зачем ты разыгрываешь нас?
– Нет, это женщина! Она обманом проникла в мой дом, жила тут и ела за моим столом!
Все воззрились на Ризвана.
– Что скажешь, уважаемый? – произнёс кади Джазил.
Тот задумчиво погладил длинную бороду.
– Думаю, для начала нужно спросить юношу, кто он. Кто ты? – посмотрел он на Джохара.
Тот поднялся и заметил, что выход перекрыт – у двери встали сопровождавшие Джазила с Ризваном молодые арабы.
– Я – Джохар, ученик господина гончара.
– А он утверждает…
– Он ошибается! – твёрдо произнёс юнец.
– Но ты действительно молод, и красота твоя ярка… – задумчиво обошёл его Джазил. – Так как ты можешь доказать, что говоришь правду? Может быть, у тебя есть свидетели?
– Фарина знает, что я ученик!
Та молча потупила взор, а гости продолжали смотреть на Джохара.
Тот вдруг засмеялся:
– Всмотритесь получше, уважаемые! Красота – всего лишь дань моей молодости. Мои руки измотаны работой, я худ – потому что рано встаю и мало ем. Но в моих мышцах есть сила, какой нет у женщин! – он ударил по глиняной тарелке, и она разлетелась на куски. – Добропочтенные старцы, не теряйте своего драгоценного времени, чтобы из-за ошибки моего учителя не оказаться в нелепом положении!
Те одобрительно переглянулись, но старый гончар упрямо добавил:
– Тогда сними с плеч куртку и покажи их. Если ты юноша, тебе нечего опасаться!
– Разумное предложение! – промолвил Ризван. – Ты нам очень понравился, мальчик! Так что не сердись и исполни мою отеческую просьбу: покажи свои мышцы, как просит этот человек, и сними с себя всякое подозрение!
В голову Джохара не приходила идея, что нужно сделать, чтобы выпутаться из такого положения, так что Джазил с Ризваном переглянулись, а Саид аль-Беруни хрипло вскричал:
– Я ведь говорил!
– Скажи правду! Или мы сами её откроем, – Джазил кивнул арабам, и те схватили подмастерье за руки. – Ты – женщина?
Она с досадой кивнула.
– Зачем же ты обманула уважаемого Саида аль-Беруни?!
– Не обманывала! Я шла мимо, когда он продавал кувшины, и он согласился взять меня в ученики!
– Но почему назвалась мужчиной?
– Я этого не говорила! Он сам так решил!
Гончар всплеснул руками, а окружающие зашумели.
– Если ты одеваешь мужской костюм, то уже обманываешь окружающих, давая им неверное представление о том, кто ты на самом деле! – нравоучительно произнёс Джазил.
– Но мы засиделись! – заметил Ризван. – Совершим обряд…
– А с какой стати?! – перебила его Доминик. – У меня есть другая жизнь за порогом этого дома!
Они засмеялись, а гончар воскликнул:
– Достопочтимый Ризван ибн Маариф! Девчонка украла мои секреты, секреты моего учителя Пэпэка ибн Сохреба! Разве не должна она за это заплатить?
– А ведь уважаемый Саид прав!
– Как?! – опешила Доминик. – Ведь он сам взялся учить меня!
– Невежественная женщина! – то, что ты не сказала, кто ты, означает, что обманула его. Тогда ты действительно украла его секреты, которые он не рассказал бы тебе, если бы знал, что ты не мужчина! – ответил Джазил.
– Так я ничего нового и не узнала!
– Велика воля небес, дающих женщинам воображение! – воздел руки к небу Ризван, а гончар схватил с полки кувшин и, потрясая им перед лицами гостей, завопил:
– Да вы посмотрите, какой чудесной работе я выучил обманщицу! Вот, возьмите, уважаемые, возьмите в благодарность за то, что пришли!
Саид торопливо сунул им в руки по амфоре.
– Я говорю правду! – воскликнула Доминик.
– А есть у тебя свидетели, которые смогут подтвердить твои слова? – спросил Джазил, прищурившись.
Она закусила губу.
– Вот и выходит, что лучшее, что ты можешь сделать, – это стать женой уважаемого Саида! Кстати, вон тот горшок – тоже весьма неплох… – довольно указал он на полку и кивнул молодым арабам, чтобы забрали подарки.
– Это невозможно – у меня уже есть жених, – хмуро попробовала она ещё раз.
– Не беспокойся: здесь он тебя искать не будет. Да если бы и искал, то под чадрой не узнает!
– У меня есть семья, и она обязательно найдёт меня.
– Что ж, замечательно, ведь у бедного гончара осталась только дочь, а помощь от родственников ему не помешает! – Джазил вновь сел за стол.
– Тогда я хочу, чтобы нас рассудил султан!
Её взгляд был строг и серьёзен. Но они снова засмеялись.
– Смело! Возможно, тебе придётся заняться и её воспитанием, – хлопнул Ризван гончара по плечу.
– Султан даст вам за меня много денег. Или отрубит головы!
– Да она – сумасшедшая! – стукнул по столу Джазил. – Будь осторожна в словах, иначе тебя постигнет кара!
– Господин!.. – молодой араб что-то шепнул на ухо имаму. Тот сначала уставился на сварливую невесту, а потом поманил Джазиля переговорить в сторонке, кинув гончару:
– Нам нужно посовещаться, уважаемый!
Вскоре они вернулись, придя к какому-то решению.
– Мы наконец-то проведём обряд? – нетерпеливо подпрыгнул Саид.
– Видишь ли, в чём дело, мой дорогой брат! Не всё так просто; остаётся много вопросов: будет ли эта женщина тебе хорошей женой, сможет ли стать хозяйкой…
– Я всё равно сбегу! – зашипела Доминик, но на неё никто не обратил внимания.
– Милостью небес… – не успел заверить их гончар, как его перебил Джазил:
– Да и ты – сумеешь ли её обеспечить … Потому мы решили, что сначала тебе нужно найти мужа для дочери, а уж потом с милостью небес – себе жену!
– А, как? – опешил тот.
– Мы её забираем.
– Но…
– Отдадим в жены тому, кто сможет себе это позволить! – отметил Ризван.
– А…
– А тебе небо воздаст сторицей! – старик, сунув подмышку кувшин, дружелюбно хлопнул незадачливого жениха по плечу и вышел, пропустив вперёд арабов, цепко держащих встревоженную Доминик.
– Теперь мне объясните, какое право вы имеете меня вот так куда-то вести?! – гневно спросила она, безуспешно пытаясь вырваться.
– Мы отдадим тебя в жёны, – монотонно бубнил Ризван.
– Вам-то какая от этого польза?
– Тебя отмоют, причешут, красиво оденут… – продолжал, не отвечая, Ризван.
– И за тебя дадут хорошие деньги! – крякнул Джазил.
– То есть – продадите?! – возмутилась она.
– Почему же продадим! – гневно вскричал Ризван в обиженных чувствах и даже по-отечески сжал ей руку. – Мы подарим тебе прекрасную жизнь у какого-нибудь богатого торговца или важного сановника! И ты должна быть нам благодарна: ведь иначе тебе пришлось бы жить в бедной лачуге. А теперь будешь ходить в красивой одежде и, если научишься себя вести, твой господин подарит тебе много золота…
– Сколько вы за меня хотите?! Я сама вам заплачу!
По улочке разнёсся хриплый смех.
– Если бы у тебя были деньги, то не пряталась бы под личиной подмастерья!.. А теперь замолчи. Уважай старость: не береди нас своими воплями, дай насладиться этим прекрасным миром! – благодушно добавил Ризван.
Доминик с досадой оглянулась, вспомнив про мамлюков, – сейчас их помощь показалась бы ей неоценимой. Но рядом на улице никого не было.
Вскоре её завели в какой-то дом, там заткнули рот и связали руки, сверху накинули чадру и, закрыв лицо, оставив лишь прорези для глаз, снова вывели на улицу. Более она не могла ничего ни спросить, ни сделать, да и мамлюки, пройди они даже на расстоянии вытянутой руки, теперь её и не узнали бы.